 Дорогие мои читатели сайта! Написав эту тяжелую, правдивую историю об истинных тружениках, людях простых и благородных, стойких и самоотверженных, благодарная память о которых должна остаться в памяти нашей и наших потомков, хочу сказать, что именно благодаря этим удивительным людям, односельчанам, о детстве своем у меня сохранились самые светлые, как солнечные лучики, воспоминания, как и тяжелые, трагические. Такова жизнь. Но света и любви к миру гораздо больше, и хочется этим делиться. У меня была замечательная, самоотверженная мама, отдавшая мне, моему брату и сестрам все свои силы, душевные и физические. Не выразить словами признательности, любви к ней, матери, давно ушедшей из жизни, но оставшейся навсегда такой близкой, словно она рядом. Мама сделала все, чтобы мы, ее дети, получили образование. Меня она хотела видеть учительницей, сердцем угадав мое предназначение на этой земле. И я счастлива, что отдала большую часть своей жизни любимой работе, детям. Но мамины же рассказы и тихие песни, отцовское увлечение книгами уже в детстве заронили интерес и любовь к слову, языку, и я стала пробовать писать. Иногда это были стихи, с которых начну эту страницу, но больше люблю прозу, хотя она у меня пока только в душе и голове, хочу написать и о детстве, но это планы. Надежда Лялина Помимо стихов и рассказа о Дионисии Никифорове на этой странице, вы также можете прочесть цикл рассказов о детстве (нажмите на "Свет детства") и цикл стихотворений (нажмите на "Стихи"). Маме моей Шадриной Прасковье Иннокентьевне посвящается (27. 10.1921 г. -- 18.04. 1966 г.) *** О, милый, милый мой апрель, Душа тревожно мрет. Звонка, чиста твоя капель, -- Обновление несет. Но помню я другой апрель, Он как декабрь студен, И лились слезы, не капель, На могильный холм. *** Я странно люблю дороги, -- Чуть прикрываю глаза, -- Вижу деревенские дроги, Слышу забытые голоса... В сердце дорога тревожит Чувства, скрытые пеленой, Утром мама , быть может, Склонится опять надо мной... О, как бы теперь припала К огрубевшим родным рукам! Была я счастлива, мама, Просыпаться с тобой по утрам! Умоляю, склонись скорее, Хоть во сне, надо мной, Нет любимей тебя и роднее, Ангел светлейший мой. ...Я странно люблю дороги,- Чуть прикрываю глаза,- Вижу деревенские дроги, Слышу забытые голоса... *** Рукою касалась шершавой, Лаская морщинками глаз, Своей добротой небывалой Спасала ты много раз... ...А время, оно быстротечно, И,рану прикрыв извне, Наградило меня навечно Светлой любовью к тебе. Отцу Волгоград, земля твоя полита Алой кровушкой отцов, О подвиге твоем не позабыто, Его не смыть громаде Будущих веков! Склонили головы в печали, Хоть годы многие ушли. Отцы, мы верность сохраняли, Когда вы с фронта не пришли. Горит, горит курган Мамаев, Как боль России дорогой, О вашем подвиге узнают Века, грядущие стеной! *** Теплушки военные вижу впервые. Их сохранила дорога России. Волнение. Спазмы. Сердца удары.- Юность отца, Сталинграда пожары.. ...И опять хороводы огней Навстречу спешат средь степей... Вот то шоссе, и танк На пьедестале встрочен. А на шоссе- машины- корабли, И меч в полнеба вижу я воочью. Мать- Родина! В могучем гневе Руками ты объяла полстраны, И плащ твой не из меди, И нерукотворна вовсе ты! Ты- воплощение любви и мести. Красноречив запал, Зовущий всех к защите чести! Велик твой материнский пьедестал! Ты,курган наш в вечной славе, Прими поклоны до земли. Отцы! Вы пали! Пали! Пали! Но жизнь потомков русичей спасли! Ему было двадцать два Родители, сестры, братишка называли его Диша, сам себя -- Дёмкой, так и друзья кликали. Полное его имя -- Дионисий. Кто-то объяснил Демке, что бога виноделия так звали. Но Демке до этого дела нет -- дали отец да мать это имя, так тому и быть. Не в имени дело, а в человеке. Родился он в селе с куражным названием -- Куранжа. Это в степях Байкала. Деды его -- забайкальские казаки, и Демке от них досталось отменное здоровье, любовь к земле, всему живому, крепкая закалка да с молоком матери впитанная привязанность к крестьянскому труду. Более ничего, кроме двух-трех фотографий в материнском сундуке. Отчетливо помнит тогда почти восьмилетний Диша, как в один страшный день резко переменилась размеренная, полная нелегкого труда жизнь в отцовском доме, где после отца и деда Павлина Лукича он, Демка, считался настоящим мужичком, надежным помощником по хозяйству -- братишке Васятке еще и года нет, он не в счет, а остальные в доме женщины.Старшей сестре Нюре четырнадцать, Марусе двенадцать, Пане девять, потом он, Демка, родился, за ним Лидушка, а между -- еще две сестренки, Фима и Фая, а Полинке и вовсе лишь два года. Где тут матери да отцу со старым дедом управиться с немалым хозяйством. Вот и старался Диша всюду успевать: и сено сгребал, и копны возил, стога и то помогал ставить, пас лошадей, коров, овец, а уж про то, чтобы воды наносить, дров наколоть, и говорить нечего. Сестрам и матери, конечно, доставалось много дел, это понимал Демка, как и осознал свою мужскую сущность уже тогда: главный труд -- мужику. Так и жила в крепком крестьянском доме большая семья Никифоровых в трудах и согласии, унижать словом или кулаком другого -- упаси бог, грех, молитвы знал Демка, да и не с сестренками же воевать. Но страшный день наступил. Появились в доме какие-то уполномоченные, "тройка" какая-то, не вошли -- ворвались. Злые, кричали, приказывали, арестовали отца, всегда спокойного, доброго, голоса не повысит на другого человека. А сейчас отец стоял растеряный, словно виноватый за несодеянную вину. Мать надрывно кричала. Увели отца и деда. Демка догадался: арестовали, значит -- в тюрьму. А через несколько дней забрали с подворья все хозяйство: лошадей, коров, овец, свиней, кур, зерно, и даже картошку выгребли. Мать стояла онемевшая, плакали сестры. Пришли в третий раз незваные гости. Обозвав кулаками, уполномоченные приказали матери быть готовой к отправке семьи через два часа. Предупредили, что весь домашний скарб и пожитки -- колхозное достояние, и взять с собой можно только еду на два дня да одежонку по сезону. Оказались Никифоровы вместе с другими раскулаченными семьями в Сибири, на Ангаре. Демке шестнадцать. Давно он считает себя взрослым, да и семья и односельчане таковым считают, как и ровесников его. О человеке судят по делам. А Дионисий в работе горяч, все у него спорится: и пашет, и косит, и рыбачит, и столярному делу отцом обучен -- в колхозе нужный человек. К этому времени деревня, возникшая на безлюдном, поросшем тайгой берегу, в основном отстроилась. Почти все семьи из бараков перебрались в избы. Никифоровы с соседями Кабановыми живут на верхней улице в большей половине избы. Со временем ссыльные привыкали к своему положению, хотя жили под комендатурой, потихоньку обустраивались. На совете семьи было решено повзрослевшему Дише сшить костюм. Ткань в деревенском магазине для всех одна и та же, а вот портнихи разные. Александра Константиновна собственноручно раскроила ткань -- с напуском, навырост, -- а шить помогала рукодельница Лидушка. Брюки были великоваты, пиджак на худых еще плечах слегка морщился, но Демке очень понравилась обновка. А тут и заезжий фотограф объявился. Принарядилась вся семья, начистили кирзовые сапоги, Полинка сшитые матерью чувячки надела на ноги. Памятная получилась фотография. Все в сборе. Не было тогда с ними только старших сестер. Анну, еще молоденькую, отправили на лесозаготовки, вышла она замуж за Нефедова, двое сынишек уже у нее, своя семья, живут в Степановке на Енисее, а Мария в Машуковке. Демка в тот день еще с закадычным дружком Костей Тихоновым сфотографировался, а когда снимки были готовы, подписал: 1939 год. Он все свои фотографии подписывал и в дальнейшем. Два последних года перед войной стали для колхозников Татарки, пожалуй, самыми благополучными в их ссыльной судьбе. Урожаи были хорошие, скота в колхозе прибавлялось, план выполнялся, кое-что и колхозникам перепадало на трудодни. Колхоз на хорошем счету был в районе. Взрослела молодежь. К восемнадцати годам Демка развернулся в плечах, налился крепкой крестьянской силой, не обидела его природа. Сшитый костюм только-только был впору. Среднего роста, с открытым добрым лицом, он был опорой и гордостью семьи. Друзья, подростки и даже мужики смотрели на него с уважением: с легкостью носил Дионисий по два мешка муки ли, картошки ли, иногда забавы ради, на спор, но больше для дела, для скорости. В драки Демка не вступал, Никифоровы -- мирные люди, да и с кем драться-то, не с друзьями же, а их, почитай, все парни и мужики деревенские. Но особенная дружба связывала Дионисия с Иваном Савиным да Костей Тихоновым. Приглянулась Демке девушка -- Лида Нестерова, Лидонька, как он называл ее. Первого мая 1941 года вышла замуж за Прокопия Шадрина сестра Пана. Поселились у Никифоровых. Прокопий -- сирота. Отделили им угол избы с одним окном в переулок, "заборку" побелили. В конце января 1942 года появилась в этой комнатке племянница Ниночка. Все Никифоровы темноволосые, а Ниночка белокурая, с голубыми глазами, круглолицая -- настоящее маленькое солнышко в избе. Чуть подросла Ниночка, незамужние тетушки сшили ей платьица, иногда на белокурую головку замысловатые тюрбаны наматывали. Прокопий, работавший тогда продавцом, купил ей крохотные коричневые сандалии и чулки. Любовью и вниманием была окружена единственная малышка в семье. Смышленая Ниночка быстро оценила надежные руки дяди Диши и заливалась счастливым смехом, когда он подбрасывал ее к потолку или, продев ей под мышками вышитое крестиком и отороченое кружевом длинное полотенце, учил первым шагам. Жить бы, радоваться, да уже на Волге гремела война. Ушли на фронт под Сталинград Прокопий, его братья. Много деревенских парней и молодых мужиков воевали, а мужиков постарше и девушек взяли в трудармию. В трудармии был и Иннокентий Павлинович, отец. Пришел черед Дионисия и его ровесников -- привезли повестки. Держит Дионисий повестку, а в голове проносится вся его короткая жизнь. Вот они с матерью с грудным Васяткой на руках и сестрами на станции Оловянная, ждут поезда на Красноярск. В последнюю минуту конвой приводит арестованных мужиков, отец и дед Павлин Лукич присоединяются к семье. Долгих шесть суток едут в вагонах-темнушках, набитых людьми до отказа. Плачут грудные дети и, лишь обессилив, засыпают ненадолго. В дальнем углу оплакивают умершего родные. Темно, голодно, трудно дышать спертым воздухом, но всего сильнее мучит жажда. На станциях конвоиры подобрее, дают напиться, а иные покажут кулак да и запрут вагон. Снова тьма, плач, голод , жажда. В Красноярске за высоким забором тьма людей. Потом ехали на теплоходе "Косиор" до Стрелки. Вот босые старики и дети тянутся по берегу Ангары за баржой -- "илимкой", которую как бурлаки волокут вдоль берега мужики и женщины. Наконец дикий берег Ангары, где конвоиры приказали строить деревню, вторую родину в жизни Дионисия. Кому было нужно так мучить народ? Советской власти? И сейчас, держа повестку в руке, не находил ответ Дионисий на этот вопрос. Деревня построена. Колхоз создан. Но какой ценой! Сколько людей еще до войны погибли, от голода, как маленькие сестренки Фима и Фая, кто от ран, как дед Павлин Лукич или Силинский Анатолий, совсем еще молодой парень -- наткнулся на вилы, а лечить некому. А жили бы в родном Забайкалье, не понес бы народ этих огромных людских потерь, кормили бы страну хлебом, кому от этого плохо? Война... Погибли под Сталинградом братья Прокопия Александр и Андрей, у Лиды Нестеровой три брата полегли, один под Москвой, второй под Курском, третий под Белгородом. Леонид Баранов мог бы не воевать, инвалид по зрению, пошел добровольцем, погиб. А Ирина Лиханова, татарская девушка, тоже добровольцем ушла на фронт, под Смоленском раненых перевязывала, погибла... Да полдеревни выбил уже проклятый фашист. Сжимаются Демкины крепкие кулаки. Он мстить готов. Не струсит. Но как сказать матери о повестке? Но говорить не пришлось. Вся деревня уже знала, что предстоят новые проводы сынов в пеклище войны. Женский вой стоял в деревне. Провожали на берегу Ангары, собралась вся деревня. Старики жали парням руки, бабы обнимали всех новобранцев поочередно, всхлипывая, роняя слезы. Ребятишки толкались здесь же, стараясь быть поближе к уезжающим братьям. Дионисий оглянулся, в сторонке стояла Лидонька, до самой ночи вчера не расставались, а сейчас подойти не решается. Жди, Лида. С судна уже потарапливал капитан, пора. Возле парней остались самые близкие. Дионисий прижал мать, такая она маленькая, худенькая, осунувшаяся за эти дни, родная, как оторвать ее от себя, как утешить. Обещал вернуться, мать только об этом и просит. Среди провожавших нет отца -- в трудармии. Он приедет с другими мужиками по зимнику на лошадях, в Канск, где Дионисий с друзьями будут проходить школу десантников. Там и попрощаются -- навсегда. В рубаху вцепился Васятка. Такие, как он, подростки, теперь опора в колхозе. Вот они, Васяткины друзья: Коля Пакулов, Тимофей Кабанов, Иван Токмаков, Кеша Савин. Демка жмет им руки. Плачут сестры -- сколько с ними связано, как они дружны были по жизни! На руках у Паны Ниночка. Никогда не узнает Демка о том, что станет Нина самостоятельной, смелой, верной старшей сестрой в рано осиротевшей семье. Есть у него еще племянники Сергей,Володя, Мишка, сыновья сестры Анны, только вот комендатура разъезжать по гостям права не дает, не увиделся с ними Демка. Будут еще другие дети у сестер и брата. Если не судьба вернуться, пусть они живут под мирным небом. Живут и помнят. После обучения в Канске вместе с Иваном Савиным попал Дионисий на фронт в Свирскую дивизию. Воевали на Финском, где получил Дионисий первую медаль, потом -- западные страны. В январе 1945 года в Польше погиб его друг Иван Савин. Продолжался воинский путь Дионисия до Венгрии. Был награжден орденом Славы и медалями. Погиб Дионисий в Венгрии 22 апреля 1945 года, не дожив до Победы 16 дней. Никифоров Дионисий Иннокентьевич занесен в Книгу Памяти Красноярского края. Дорогие читатели! Если вы хотите пополнить сайт материалами о деревне Татарка, о ваших родных, строивших деревню, а также их потомках, пожалуйста, напишите нам по адресу: AngaraTatarkaHistory@gmail.com. Мы будем рады вашим отзывам! Copyright Надежда Лялина, 2011 |